Опубликованные статьи
НАПРАВЛЕНИЯ ЛИНГВОСИНЕРГЕТИЧЕСКИХ РАЗРАБОТОК: СИНЕРГЕТИКА И ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
Статью опубликовано в: Матеріали Всеукраїнської науково-практичної конференції «Актуальні питання філології» (пам’яті проф. Омельченко Л.Ф.). – Вип. 7. – Київ: КМУ, 2014. – С. 16-24. УДК 81`324
Автор: Пихтовникова Лидия Сергеевна Доктор филологических наук, профессор; Профессор кафедры немецкой филологии и перевода Харьковского национального университета имени В. Н. Каразина
У статті наведено огляд і коментарі до вітчизняних і зарубіжних праць із лінгвістичної філософії, які виконано у синергетичному аспекті. Розглянуто досягнення і об’єктивні проблеми цих праць, їх важливе місце у розвитку лінгвосинергетики.
Ключові слова: синергетика, система, лінгвофілософія, віртуальність смислу, самоорганізація смислу.

Взаимным отношениям синергетики, семиотики и лингвофилософии посвящено не много работ [1, 2, 3]. Учитывая новизну лингвосинергетического направления и еще не установившийся алгоритм изложения лингвосинергетических проблем, представляет несомненный интерес критическое рассмотрение этих работ, научная полемика и определение направлений дальнейших исследований языковой и речевой самоорганизации, что и является целью и заданием данной статьи.

Вопрос о виртуальном существовании смысла, выражаемого естественным языком, рассмотрен в работе Л. П. Киященко [2]. Эту монографию в полной мере можно отнести к работам по лингвистической философии, а своими положениями она дополняет и скрепляет предшествующие работы по лингвосинергетике.

Отложим на некоторое время анализ достаточно сложных понятий «смысл», «значение», «виртуальность», временно считая их эмпирически очевидными. Ускользающая предметность языка является самой трудной проблемой в исследовании его проявления. Речь идет не о том, что смысл, вложенный в высказывание, не всегда понятен адресату из-за недостатка его знаний. Речь не о том, что слово имеет различные значения и может выражать различные смыслы. В этом случае исчезает не предметность, а однозначность предметности. Речь идет о том, что не все предконцептуальные представления человека поддаются вербализации, во всяком случае вербализации своевременной. С помощью слов мы часто «нащупываем» смысл и относящиеся к этим словам предметы (это наши мучительные попытки точно сформулировать тот или иной смысл).

Данная драматическая коллизия и ее синергетический механизм подробно описаны в работе Л. П. Киященко. Значимость этих исследований заключается в стремлении с синергетических позиций разграничить случаи, когда предметность сохраняется и когда это невозможно.

Что понимает автор под предметностью языка? Ответ автора: «Способность языка к поддержанию устойчивых смысловых полей связана с появлением различных форм предметности» [2, с. 16]. Далее автор поясняет: первичные симптомы предметности появляются, когда непосредственное восприятие исчезает, замещаясь словом [там же, с. 17]. Пережитое содержание «объективируется» и теперь объект конструируется из его материала. Выразительность слова, оформляющая предметность, одновременно служит подтверждающим удостоверением и для себя, и для других. Таким образом, эффект отстранения (т.е. эффект предметности) содержит в себе произошедшее упорядочение аффектов непосредственного восприятия (боль, страдание, удивление и др.). Это упорядочение фиксирует первичный вид субъектности и одновременно сохраняет связь с действительностью (воспроизводит единство опыта, закономерности природы, данных опытов) [там же, с. 17]. При этом язык именует единичные сущности, а универсальные – обозначает [там же, с. 21].

Очевидно, что в приведенных рассуждениях, при всей их справедливости, приходится мириться с континуальностью смысла использованных понятий. Предмет (он же в приведенных рассуждениях – объект), создающий предметность языка, может пониматься буквально или более абстрактно. Предмет как устойчивая форма с устойчивым набором свойств (камень, карандаш, книга) обычно мы понимаем в его статике и о нем говорим: предмет как таковой. Объектами могут выступать любые предметы в динамике движения/изменения при воздействии на него некоторого субъекта. Это существенно более сложное понятие. Поэтому не совсем ясно название рассматриваемой книги: предметность ли языка рассматривается или объектность?

Если учитывать, что в основе языка лежит предметность, способная оборачиваться объектностью, то лишь тогда понятна способность языкового обобщения, перехода наименования в обозначение. По этой логике значение слова сводится к наименованию и функции обозначения универсальных сущностей, но этого явно недостаточно.

К способам видения предметов причастна парадигмальная установка сознания. Что имеется в виду? Предметность формируется не сама по себе, а в определенном сознании. Это последнее можно обнаружить только на его границах – при его нехватке, ненормальности и пр. [2, с. 71]. Сознание можно обнаружить также в готовности различать предметы, исходя из установленных социумом соглашений и усвоенных «правил правильности» [там же, с. 72]. Следует отметить, что конвенциональность не всегда осознается, и лишь ее нарушение ведет к обнаружению сознания.

Предметность (восприятия) в рассматриваемой работе Л. П. Киященко (почти) синонимична риторике очевидности, в которой эта предметность не ускользает. По Ч. Пирсу, «риторика очевидности» формирует следующие уровни: уровень до-рефлексивной очевидности, в которой слово соотнесено с референтом и непосредственно с действительностью (через имя); это можно назвать естественным течением речи; уровень рефлексивной очевидности, основанной на согласовании и договоре, при использовании базы предыдущего уровня [там же, с. 169].

Осознание конвенций, референции, рефлексии образует сферу сознания. На чем основывается риторика очевидности? Здесь всплывает понятие онтологии. «Создание обобщающего учения о Бытии, онтологии в собственном смысле слова – красивая претензия уверенного в себе теоретического ума – граничит с потерей необходимой определенности для своего существования, что связано, как мы знаем, со всяким чрезмерно обобщающим построением» [там же, с. 130]. По И. Канту, онтология ответственна за решение вопросов о том, как и какие понятия мы составляем априори о вещах, чтобы подвести под них все, что может быть дано в созерцании вообще [там же]. Таким образом, онтологические построения можно рассматривать как некоторого рода аксиомы, применяемые без обоснования и доказательств.

Приведенные рассуждения о возникновении (очевидного) смысла основаны на его аксиоматическом принятии из эмпирического опыта, который индивидуален, но во многом совпадает благодаря общей культуре социума. Смысл, выраженный словами, порождается и принимается также из логических предпосылок (силлогизмы, и вообще, причинность; убедительность семантической сети). Все изложенное может создать впечатление о беспроблемности в выражении смысла словами. Но это не так. Смысл виртуален (это предстоит еще объяснить) и имеет несколько измерений, которые еще больше отдаляют это понятие от самоочевидности.

Само понятие «смысл», выразимый или невыразимый вербально, является трудно определимым. Смысл – это цельное понятие, или оно поддается расчленению на атрибуты? Эти проблемные вопросы в работе Л. П. Киященко оставлены в стороне. Поэтому, несмотря на безусловную научную значимость этой работы, она играют роль «первичной примерки» синергетики к семантическому аспекту языка. По этой причине в данной работе не нашлось места для применения развернутой методики и инструментария синергетики. Не использованы такие ведущие понятия, как параметр порядка, поляризация, структура аттракторов и репеллеров, ответственные за самоорганизацию. Это – перспектива развития работы. Однако, на наш взгляд, по прочтении монографии остается много неясного как в любой новаторской работе.

Философия синергетической парадигмы, применяемой в лингвистике, дана у Л. П. Киященко в крупном масштабе; утверждается эмпирическая роль синергетики, которая действительно позволяет обнаруживать новые явления. В то же время, в крупном масштабе не видны конкретные синергетические механизмы, ответственные за «ускользание» предметности языка. И само «ускользание» нуждается в пояснении. Что это, отсутствие предметного значения слова при сохранении смыслового значения? Но такой феномен в семиотике давно объяснен [4, с. 29]. Он исследован Р. Бартом как парадокс, при котором слово не является знаком, отсылающим к предмету, но в дискурсе воспринимается адресатом как знак [5]. С помощью слов в речи определяется смысл и отнесение к предмету. На наш взгляд, именно в этом процессе разворачиваются конкретные синергетические механизмы конкурентного взаимодействия аттракторов и репеллеров; это поляризует составные части языковой системы.

С точки зрения семиотики слово-знак отсылает субъекта восприятия к какому-либо предмету, т.е. знак обладает предметным значением. Но предметная сторона не исчерпывает всего значения знака. По Г. Фреге, кроме предметного значения существует и смысловое значение. Последнее возникает в памяти у субъекта как след прошлого опыта о некотором событии, связанном с присутствием обозначающего это событие знака [4, с. 27]. «Присутствие» знака можно понимать в нескольких смыслах. Знак может вызывать ассоциации с предметом по смежности, по сходству и по произвольному соединению. По Ч. Пирсу, в этих разных случаях знаки названы индексальными, иконическими и символами.

Опыт закрепляет связь между предметом (или событием) и знаком и, таким образом, признает за этим знаком функцию обозначения. Данное объяснение связи между знаком и предметом (или событием) не всегда достаточно, но, тем не менее, оно поясняет, в каких случаях слову-знаку можно приписать смысл. Это происходит тогда, когда слово активизирует прошлый след в памяти, являющийся для субъекта актуальным. Если в данный момент след не актуален, то слово для субъекта имеет предметное значение, но не имеет смыслового, и субъект на этот знак не реагирует.

Приведенные соображения поясняют статику отношений: предмет (событие) – знак – значение – смысл. В синергетическом аспекте важно то, что может в этой цепи изменяться, дифференцироваться, способствуя развитию смысла и отражающего его языка. Такими оппозиционными характеристиками могут быть следующие.

1. Смысловое значение знака может выступать в форме понятия (т.е. знания о существенных признаках объекта) и в форме представления (наглядный образ предмета). Переход от представления к понятию или наоборот, и вербальное оформление этого перехода – непростая, противоречивая операция. Синергия такого вербального оформления есть, по-сути, самоорганизация дискурса.

2. Общепринято различать три способа, или модуса обозначения объектов: предметный, отсылающий адресата к предмету (факту, действию, информационной базе); смысловой, отсылающий адресата к внешнему факту, предмету с помощью утверждений третьего лица; словесный, отсылающий адресата к другому субъекту с помощью цитирования этого последнего [4, с. 148-151]. Выбор данных способов обозначения при образовании связного дискурса по меньшей мере коррелирует с выбором формы смыслового значения знака.

3. Значение имеет экстенсиональный и интенсиональный аспекты. Первый из них выражает объем понятия, выступающего как значение знака. Второй выражает содержание знака. Известно, что данные аспекты находятся в оппозиции: рост объема понятия сокращает его конкретное содержание и наоборот. Конкуренция объема и содержания и вид компромисса определяет ведущие характеристики дискурса (абстрактность, конкретность, образность).

4. Иконический, индексный и символьный классы знаков отражают объект в разной степени и в различных аспектах, например, по степени конвенциональности. Возможны ситуации, когда один знак относится к нескольким различным объектам, причем для одного он иконический, для другого, например, индексный. На этом эффекте построены речевые стратегии языковой игры, которая значительно расширяет возможности вербальной передачи смысла и соответственно активизирует синергию распознавания личностного смысла. Возможно, учет свойств знака, изложенный в п. 1-4, внес бы большую конкретность в рассуждения о смысле, но такое предположение остается нашей гипотезой.

Приведенных характеристик слова-знака достаточно, чтобы обсудить, а затем пояснить с нашей точки зрения свойство ускользания предметности языка. Прежде всего, что имеет в виду Л. П. Киященко, говоря об «ускользании» предметности? Четкого объяснения в ее монографии нет, но приводятся многочисленные косвенные рассуждения об этом явлении, которые приходится интерпретировать.

Нам представляется очевидным, что становление предметности затруднено характеристиками слов-знаков, которые приведены выше в п. 1-4. В то же время, точно выбранное слово «лечит», «ранит», «вдохновляет» и т.д., то есть точно передает личностный смысл. Налицо прямо противоположные свойства поведения языковой системы при попытках вербализации смысла. Согласно синергетическим представлениям в таком случае в системе необходимо присутствуют поляризованные составляющие. Какие? Потенциально ответ дан в п. 1-4, но этого не достаточно. Предметное значение слова-знака противостоит его смысловому значению, как объективная реальность противостоит виртуальной реальности. Это противоречие двойственной природы знака. Поясним.

Виртуальность еще в средние века понимали как потенциальную возможность развертки, заложенную в объектах [6]. В наше время, не отрицая такого понимания, его заметно обогатили. Теперь идея виртуальности указывает на особый тип отношений между разнородными объектами. Объекты виртуального уровня порождаются объектами низшего уровня (реальными), но, несмотря на свой статус порожденных, взаимодействуют с объектами порождающей реальности как равноправные.

Совокупность виртуальных объектов образует виртуальную реальность относительно порождающей реальности. Виртуальные объекты существуют только актуально, «здесь и теперь»; с окончанием процесса порождения виртуальные объекты исчезают. Виртуальная реальность подчиняется своим «законам природы», в ней свои пространство и время, т е. она автономна [там же, с. 157]. Порождающую реальность еще не совсем точно называют константной реальностью. Виртуальность и реальность образуют оппозицию, а отношения между ними относительны: виртуальная реальность может породить виртуальную реальность следующего уровня, став относительно нее константной реальностью, при этом константная реальность первого уровня может свернуться, став виртуальным объектом новой константной реальности [там же, с. 158].

Как справедливо отмечено у И. А. Герман [1, с. 5], личностный смысл существует только в процессе его порождения сознанием, а вербализация фиксирует и «останавливает» его континуальность. Смысловые значения знаков образуют виртуальную реальность по отношению к самим этим знакам. В свою очередь, по Л. П. Киященко, становление предметности есть процесс упорядочения аффектов от непосредственного восприятия предметов. В случае простых предметов (риторика очевидности по Ч. Пирсу) здесь не возникает сомнений, и предметность, вопреки Л. П. Киященко, никуда не исчезает. Другое дело – восприятие сложных объектов. Такое восприятие даже не может быть «непосредственным», а аффекты при восприятии содержат не только сенсорную составляющую, но и используют ряд представлений индивида. Здесь включается не только уровень оперирования данными, воспринятыми сенсорно в оперативном режиме и обеспечивающими сохранение себя как биологического вида [7], но и уровень логической и абстрактной рефлексии, не привязанной к пространству-времени сиюминутных событий. Автономность рефлексии есть признак ее виртуальности.

Таким образом, становление предметности (точнее, объектности) – это порождение виртуальной реальности, в которой присутствуют образы предметов (а не сами предметы) и представление индивида об объектах. Естественно, что объектность как виртуальная реальность исчезает при концептуализации. Приведенные полемические заметки обращают внимание на проблемы приложения синергетических понятий к семиотике. Актуальность таких исследований несомненна, несмотря на очевидные трудности на этом пути. Перспективой исследования является освещение соотношений между синергетикой и другими лингвистическими парадигмами.

Литература:
  1. Герман И. А. Лингвосинергетика / И. А. Герман. – Барнаул : Алтайская акад. экономики и права, 2000. – 188 с.
  2. Киященко Л. П. В поисках исчезающей предметности (очерки о синергетике языка) / Л. П. Киященко. – М. : ИФРАН, 2000. – 199 с.
  3. Піхтовнікова Л. С. Лингвосинергетика: основы и очерк направлений / Л. С. Піхтовнікова. – Х. : ХНУ имени В. Н. Каразина, 2012. – 180 стр.
  4. Ветров А. А. Семиотика и ее основные проблемы / А. А. Ветров. – М. : Политиздат, 1968. – 264 с. Герман И. А. Лингвосинергетика / И. А. Герман. – Барнаул : Алтайская акад. экономики и права, 2000. – 188 с.
  5. Барт Р. Избранные работы. Семиотика, поэтика / Р. Барт. – М. : Прогресс, 1989.
  6. Носов Н. А. Виртуальная реальность / Н. А. Носов // Вопросы философии. – 1999. – № 10. – С. 152–163.
  7. Матурана У. Биология познания / У. Матурана // Язык и интеллект [Электронный ресурс]. – 1995. – Режим доступа: http:||synergetic.ru|sections|autopoi…|biology of cognitive.
В статье представлен обзор и комментарии к отечественным и зарубежным работам по лингвистической философии, выполненным в синергетическом аспекте. Рассмотрены достижения и объективные проблемы этих работ, их важное место в развитии лингвосинергетики.
Ключевые слова: синергетика, система, лингвофилософия, виртуальность смысла, самоорганизация смысла.
This article is devoted to a survey of national and foreign papers, which cover a synergetic aspect on linguistic philosophy and it provides commentaries on them. The article also studies achievements and objective issues of these papers, determines their role in linguosynergy development as well.
Keywords: synergy, system, linguistic philosophy, language self-organization, text structure self-organization.
Опубликованные статьи